Колыбель для кошки - Страница 38

К оглавлению

– Запульнут?

– Ну пристрелят. Убьют.

Фрэнк был огорошен:

– А кому понадобится вас убивать?

– Тому, кто захочет стать президентом Сан-Лоренцо.

Фрэнк покачал головой.

– Никто в Сан-Лоренцо не хочет стать президентом, – утешил он меня. – Это против их религии.

– И против вашей тоже? Я думал, что вы станете тут президентом.

– Я… – сказал он и запнулся. Вид у него был несчастный.

– Что вы? – спросил я.

Он повернулся к пелене воды, занавесившей пещеру.

– Зрелость, как я понимаю, – начал он, – это способность осознавать предел своих возможностей.

Он был близок к бокононовскому определению зрелости. «Зрелость, – учит нас Боконон, – это горькое разочарование, и ничем его не излечить, если только смех не считать лекарством от всего на свете».

– Я свою ограниченность понимаю, – сказал Фрэнк. – Мой отец страдал от того же.

– Вот как?

– Замыслов, и очень хороших, у меня много, как было и у отца, – доверительно сообщил мне и водопаду Фрэнк, – но он не умел общаться с людьми, и я тоже не умею.

89. Пуфф…

– Ну как, возьмете это место? – взволнованно спросил Фрэнк.

– Нет, – сказал я.

– А не знаете, кто бы за это взялся?

Фрэнк был классическим примером того, что Боконон зовет пуфф… А пуфф в бокононовском смысле означает судьбу тысячи людей, доверенную дурре. А дурра – значит ребенок, заблудившийся во мгле.

Я расхохотался.

– Вам смешно?

– Не обращайте внимания, если я вдруг начинаю смеяться, – попросил я. – Это у меня такой бзик.

– Вы надо мной смеетесь?

Я потряс головой:

– Нет!

– Честное слово?

– Честное слово.

– Надо мной вечно все смеялись.

– Наверно, вам просто казалось.

– Нет, мне вслед кричали всякие слова, а уж это мне не могло казаться.

– Иногда ребята выкидывают гадкие шутки, но без всякого злого умысла, – сказал я ему. Впрочем, поручиться за это я не мог бы.

– А знаете, что они мне кричали вслед?

– Нет.

– Они кричали: «Эй, Икс-девять, ты куда идешь?»

– Ну, тут ничего плохого нет.

– Они меня так дразнили. – Фрэнк помрачнел при этом воспоминании: – «Тайный агент Икс-девять».

Я не сказал ему, что уже слышал об этом.

– «Ты куда идешь, Икс-девять»? – снова повторил Фрэнк.

Я представил себе этих задир, представил себе, куда их теперь загнала, заткнула судьба. Остряки, оравшие на Фрэнка, теперь наверняка занимали смертельно скучные места в сталелитейной компании, на электростанции в Илиуме, в правлении телефонной компании…

А тут, передо мной, честью клянусь, стоял тайный агент Икс-9, к тому же генерал-майор, и предлагал мне стать королем… Тут, в пещере, занавешенной тропическим водопадом.

– Они бы здорово удивились, скажи я им, куда я иду.

– Вы хотите сказать, что у вас было предчувствие, до чего вы дойдете? – Мой вопрос был бокононовским вопросом.

– Нет, я просто шел в «Уголок любителя» к Джеку, – сказал он, отведя мой вопрос.

– И только-то?

– Они все знали, что я туда иду, но не знали, что там делалось. Они бы не на шутку удивились – особенно девчонки, – если бы знали, что там на самом деле происходит. Девчонки считали, что я в этих делах ничего не понимаю.

– А что же там на самом деле происходило?

– Я путался с женой Джека все ночи напролет. Вот почему я вечно засыпал в школе. Вот почему я так ничего и не добился при всех своих способностях.

Он стряхнул с себя эти мрачные воспоминания:

– Слушайте. Будьте президентом Сан-Лоренцо. Ей-богу, при ваших данных вы здорово подойдете. Ну пожалуйста.

90. Единственная загвоздка

И ночной час, и пещера, и водопад, и мраморный ангел в Илиуме…

И 250 тысяч сигарет, и три тысячи литров спиртного, и две жены, и ни одной жены…

И нигде не ждет меня любовь.

И унылая жизнь чернильной крысы…

И Пабу–Луна, и Борасизи–Солнце, и их дети.

Все как будто сговорились создать единый космический рок – вин-дит, один мощный толчок к боконизму, к вере в то, что творец ведет мою жизнь и что он нашел для меня дело.

И я внутренне саронгировал, то есть поддался кажущимся требованиям моего вин-дита.

И мысленно я уже согласился стать президентом Сан-Лоренцо.

Внешне же я все еще был настороже и полон подозрений.

– Но, наверно, тут есть какая-то загвоздка, – настаивал я.

– Нет.

– А выборы будут?

– Никаких выборов никогда не было. Мы просто объявим, кто стал президентом.

– И никто возражать не станет?

– Никто ни на что не возражает. Им безразлично. Им все равно.

– Но должна же быть какая-то загвоздка.

– Да, что-то в этом роде есть, – сознался Фрэнк.

– Так я и знал! – Я уже открещивался от своего вин-дита. – Что именно? В чем загвоздка?

– Да нет, в сущности, никакой загвоздки нет, если не захотите, можете отказаться. Но было бы очень здорово…

– Что было бы «очень здорово»?

– Видите ли, если вы станете президентом, то хорошо было бы вам жениться на Моне. Но вас никто не заставляет, если вы не хотите. Тут вы хозяин.

– И она пошла бы за меня?!

– Раз она хотела выйти за меня, то и за вас выйдет. Вам остается только спросить ее.

– Но почему она непременно скажет «да»?

– Потому что в Книгах Боконона предсказано, что она выйдет замуж за следующего президента Сан-Лоренцо, – сказал Фрэнк.

91. Мона

Фрэнк привел Мону в пещеру ее отца и оставил нас вдвоем.

Сначала нам трудно было разговаривать. Я оробел. Платье на ней просвечивало. Платье на ней голубело. Это было простое платье, слегка схваченное у талии тончайшим шнуром. Все остальное была сама Мона. «Перси ее как плоды граната», или как это там сказано, но на самом деле просто юная женская грудь.